CGG

СОН

56…57…58…59…00

И по новой. Красные цифры сменяют друг друга в бесконечном круговороте от нуля до 59. Хотя стойте, почему в бесконечном? Вчера, когда вечером на пять минут вырубили свет, цифры погасли; а после появления электричества тупо мигали четырьмя нулями, пока я  не выставил точное время.

Так что и у времени есть свой конец.

14…15…16…

Ого! Уже начало четвертого, точнее три ноль семь двадцать две. А я то недоумеваю, почему слипаются глаза. Н-да, компьютер – страшное изобретение. Даже сейчас, когда он ублажает лишь два чувства из пяти, на его наркотик подсаживаются миллионы людей; и мой случай – далеко не самый худший. Что будет дальше и подумать страшно! Уже сейчас есть стерео очки и сенсорные перчатки, через пяток лет появятся синтезаторы запахов и вкусов и все, привет. Будет полный суррогат реальный ощущений, чувств. Реальной жизни.

Все, пора спать. Вечно ночью всякая ерунда в голову лезет, хоть волком вой. Утром при свете солнца все ночные измышления покажутся бредом безумца или просто ночным кошмаром. Все-таки мы, люди, солярные существа.

Я встал из-за стола и с удовольствием потянулся до хруста в спине. Каким бы удобным не был стул, просидеть на нем более пяти часов подряд без последующего треска мне не удавалось, несмотря на то, что у моего нового кресла регулировалось все: от угла и высоты наклона спинки до подлокотников.

Хруст встревожил Тимоху. Он недоуменно поднял свою круглую голову и неодобрительно посмотрел на меня. Мол, ты че, хозяин, спать пора! Рассвет скоро!

-              Я знаю, - сказал я и принялся чесать кота за ухом. Тимоха выдержал паузу, достаточную, чтобы не потерять своего кошачьего достоинства,  и замурчал.

«Хорошо тебе!» – с завистью подумал я. «Дрыхнешь себе целый день, жрешь еду вкусную! Хозяин тебя любит, по головке гладит, за ушком чешет. А мне завтра (или уже сегодня?) на работу с утра пораньше. И спать-то осталось меньше трех часов…»

Тимоха сладко зевнул, не спеша продемонстрировав великолепный набор зубов, и лег на бок, всем своим видом предлагая присоединиться.

-              Молодец, котяра! – на последнем слоге мои челюсти перекосило зевком. Я еще раз потянулся (на этот раз уже без хруста) и выключил компьютер.

С недовольным гудением остановился винчестер, щелкнул, становясь вместо зеленого  оранжевым, огонек на мониторе. И наступила тишина.

Я сразу почувствовал себя неуютно. Всегда так – когда монотонный шум, будь-то загруженная автотрасса, кондиционер в офисе или гудящий винчестер внезапно прекращается, наступает ощущение какой-то незаполненности, пустоты. Не тишины – именно пустоты, словно чья-то невидимая рука выкрутила мировую ручку громкости на ноль. Только спустя некоторое время пустота начинает заполняться другими звуками, неслышными в обычные часы. Слух обостряется и начинает казаться, что простое чихание может оглушить навсегда. Правда, кто кроме меня или Тимохи может чихнуть в пустой квартире?

Быстро выключив свет, я нырнул в заранее разобранную кровать, проигнорировав недовольно ворчание потревоженного кота, и сразу накрылся одеялом с головой. Одеяло – великое дело! Накрываясь им, сворачиваясь в клубок, или, говоря по научному, «в позу эмбриона», и согрев внутренний объем своим теплом,  я всегда начинаю чувствовать себя в полной безопасности. Чем-то это чувство сродни детскому крику «а я – в домике!», когда забегаешь в оговоренную зону. Последний взгляд на часы – три одиннадцать ноль пять; и я закрыл глаза.

Сегодня вторник, нет, уже среда. Интересно, когда заканчивается один день и начинается другой? В двенадцать ночи – полная чушь. Был один день – и сразу, единомоментно, другой? Не верю. Когда человек просыпается – получается, что если не спать ночь, то у меня будет вторник, а у остального мира среда… Забавно… Значит,  сегодня еще вторник и до выходных  три дня. Целых три дня… В выходные ко мне собирался прийти Леха с пивом, посидим. Пообщаемся. Если придет не один – распишем пульку.

Тик-так…

Как же мне везло в последний раз! Если бы мы играли на деньги – вернулся бы домой с двумя чемоданами: один с деньгами, а другой – с вещами…

Тик-так, тик-так…

А можно и просто пива попить. Куплю рыбки, орешков… Соленых…

Тик-так, тик-так, тик-так…

Часы что-то запаздывают. Два быстрых тиктака, один короткий – явный непорядок! Надо в ремонт их отнести, что ли. Маятник поменять…

Сон как рукой сняло. Какие часы, я  пять лет назад переехал на новую квартиру, и вечно запаздывающие ходики остались там. Нечему у меня тикать!

Тик-так…

Я открыл глаза, но из-под защищающего одеяла вылезать не спешил. Тиканье продолжалось, но стало несколько глуше, словно его источник находился в другой комнате.

Тик-так…

Никакое это не тик-так, а… кап-кап. Кран. Это точно он! Сколько раз я давал себе зарок поменять прокладки, даже купил несколько, но все руки не доходили.

Я расслабился. Кто бы что не рассказывал про ужасы пытки капающей водой (конечно, если только не на затылок), я не верил. Старые ходики стучали куда громче, да и каждые полчаса появлялась маленькая облезлая птичка серого цвета и куковала.

В детстве я очень любил смотреть на эту картину. Вот большая стрелка касается шести или двенадцати, открывается маленькая дверка над циферблатом и раздается «У-у». Саму птичку было видно плохо: только клюв и кусочек головы. Видно, что-то поломалось в механизме часов, и птица не могла высунуться полностью.

Несмотря на то, что я  понимал механическую природу кукушки, мне всерьез казалось, что внутри ходиков у нее расположено гнездо. Как-то раз я построил пирамиду из стула и табуретки, забрался на верх этой качающей конструкции только ради того, чтобы проверить свое предположение, но потерпел полное фиаско. У меня до сих пор шрам на лбу.

А самое мое большое детское разочарование – когда в зоопарке мне показали большую пеструю птицу и сказали, что настоящая кукушка – это она.

Так что капающая вода – это то, что надо для того, чтобы уснуть. Пусть каждая капля будет слоником, прыгающим через барьер. А что в этом смешного? У Диснея один слон вообще летал, так что пусть прыгают.

Кап – один слоник перепрыгнул через барьер…

Кап – второй слоник перепрыгнул через барьер…

Кап – третий слоник перепрыгнул через барьер…

Четвертый, пятый, десятый, двадцать пятый…

Кап – двадцать шестой слоник перепрыгнул через барьер…

… - двадцать седьмой…

Погодите, где двадцать седьмой? Куда делся гадкий слон?

Кап – двадцать… шестой или седьмой?

Кап – восьмой или…

Я окончательно проснулся. Придется вставать и закручивать кран, чтобы не капал. Ах, если бы он капал равномерно еще несколько минут, тогда бы я точно успел бы заснуть.

Медленно откинув одеяло, я сел на кровати. Босые ступни коснулись пола, и я поежился – полы были прохладными даже летом, не говоря о зиме. Но идти все равно придется. Словно услышав мои мысли, кран выдал барабанную дробь, после чего заткнулся на несколько секунд, и вновь начал стучать. Метроном проклятый!

Нащупав и надев тапки, я встал и медленно поплелся в ванную, где по моим расчетам находился злобный кран. Нашарил выключатель, повернул – и зажмурился от непривычно яркого света. С остервенением накинулся на кран, закутил его с такой силой, что утром, наверное, придется отворачивать его полотенцем. Постоял, послушал, затем снял пальцем последнюю каплю. Больше вода не появилась и, удовлетворенный, я вернулся в постель.

Что может быть лучше мягкой постели для уставшего человека? Только теплая мягкая постель, а эта бережно хранила под одеялом мое тепло. С наслаждением вытянувшись в полный рост, я закрыл глаза.

Но желанный сон не шел. Наступившая тишина не успокаивала, наоборот тревожила. В голову лезла всякая ерунда. Например то, что я в квартире один; или почему не слышно привычного гула водопроводных труб.

Стало душно, я  вытащил голову из-под одеяла и сразу пожалел об этом, так как тишина стала намного отчетливей. Чтобы немного успокоиться, я положил правую руку себе на сердце и начал было считать удары, но сразу перестал. Сердце билось неровно, делая угрожающие паузы между сериями.

Да что это такое, черт возьми! Хватит мне пугать самого себя, право слово. Страх должен быть неведомым, неназваным, вот почему люди боятся темноты. Свет выгоняет тени, дает имена предметам и страх уходит. А иногда достаточно просто убедить себя в том, что все в порядке. Как правило, помогает.

Тихо – так это и нормально, значит, с канализацией все в порядке. Дверь я запер, окна тоже, да и живу я высоко над землей. Ну что осталось?

Грррап…

Я часто заморгал. Звук был похож на тот, который раздается при полоскании горла настойкой эвкалипта, и доносился из кухни.

Грррап…

Бред, полный бред.

Грррап…

Нет никого в квартире! Никого. Кроме меня и Тимохи! А может, это Тимоху тошнит?

Грррап…

Четыре секунды - завидная регулярность, или вернее, пугающая. Не шибко похоже на кошачьи рвотные спазмы. Левой рукой я ощупал кровать рядом с собой и ощутимо вздрогнул, когда ладонь накрыла теплый пушистый кошачий бок.

Грррап…

Это не кот. Тогда кто?

Вдруг я  понял,  что мне очень не хочется вставать и проверять. Одеяло давало пусть иллюзорную – но защиту, и покидать это убежище мне не хотелось. Немножко страшно…

Грррап…

Я укрылся одеялом с головой. Хоть слышно будет меньше! Мне бы уснуть, а там – будь что будет!

Звук прекратился. Я высунул наружу ухо, но прошло еще четыре секунды, потом еще столько, еще… Вновь тишина.

Вздохнув,  я  постарался расслабиться. Представил эту ситуацию со стороны и чуть не рассмеялся. Здоровый мужик испугался черт знает чего! Да уж, все это было бы смешно, если бы не со мной.

Рассказать кому – не поверят, скажут, что шучу или издеваюсь.

Хотя странные звуки прекратились, я продолжал напряженно вслушиваться. Что же такое это было?

Усилием воли заставив себя  успокоиться, я вновь попытался заснуть, но сон не шел. Считать кого-нибудь наподобие слоников я не рискнул, поэтому некоторое время просто лежал с закрытыми глазами, мысленно представляя себе потолок. Это было второе действенное средство для гарантированного засыпания, после слоников.

Вообще я не жалуюсь на бессонницу. Только иногда, особенно летом, когда кругом стоит жара, приходилось прибегать к подобным методам.

Я всегда поражался людям, которые плохо спят. Для меня сон всегда был чем-то большим, чем просто отдыхом. Я часто видел интересные сны, цветные и со звуком; поэтому шел спать с удовольствием. А когда слышал на работе рассказы о проглоченных на ночь таблетках – искренне недоумевал.

Мое внимание привлек какой-то посторонний звук. На этот раз он походил на «звяк». Доносился он вновь из кухни, достаточно нерегулярно. Полежав пару минут, я решительно сдернул с себя одеяло и сел. От резкого движения зазвенело в ушах, но звуки не прекращались. Слабость прошла, и я встал, на это раз даже не ища тапки. Надо раз и навсегда разобраться с источником беспокойства.

Я вышел в коридор, чувствуя босыми ногами холодный линолеум. Звяки стали немного громче. Мимоходом я взглянул на входные двери и замер, чувствуя, что покрываюсь мурашками. Внутренняя дверь была немного приоткрыта, на величину ладони, не больше. Но я ясно помню, что закрывал ее вечером! Я всегда перед сном проверяю двери, это стало уже своеобразным пред сонным ритуалом.

Звяки немного участились, и я заметил, что дышу в такт этим звукам. Ноги вдруг стали ватными, но я чувствовал, что меня тянет на кухню. Тянет не благоразумие, а природная злость на самого себя. Доказать себе, что все это – плод моего больного воображения, что дверь я прикрыл неплотно, что на кухне гудят трубы, а все остальное  - плод моего воображения. И я двинулся дальше. На пороге кухни к звякам добавилось тихое покашливание. Я хотел побежать назад, прыгнуть в кровать и укутаться одеялом, нет двумя, тремя – всеми, какие только смогу найти. Но понял, что рука сама тянется к выключателю света, а ноги делают шаг. Шаг в кухню.

Многие авторы, пишущие ужастики, пытаются изобразить ужас. Не в смысле чувство, а ужас, Ужас с большой буквы, персонификацию кошмаров и страхов человека. При этом подобные создания они наделяют щупальцами, огромными когтями и ядовитыми клыками. Может, это действительно кажется им страшным самим авторам, но я думаю, что они ошибаются. Подобный Ужас у каждого свой.

...Мой Ужас сидел за столом спиной ко мне. Сознание отказалось вместить всю картину целиком. Вот спина, в чем-то бело-желтом, вот правая рука, перемешивающая чайной ложечкой что-то в моей кружке (а вот и источник звука – услужливо подсказали остатки разума), вот голова. И хотя  в этом не было ничего странного, я вдруг почувствовал необъяснимый страх, исходящий от безмолвной фигуры. Я понял, что это – все, конец; конец меня, и что бы я не попробовал предпринять – конец неизбежен. И понимание это пронзило меня как разряд электрического тока. Это было отчаяние, замешенное на страхе и ожидании конца.

Фигура медленно, словно в замедленной съемке, начала поворачиваться ко мне. И понимая, что я не выдержу взгляда в лицо своему ужасу, я закричал. Изо рта раздался еле слышный скрип, и я почувствовал, что в легких совсем нет воздуха. Ноги приросли к полу, и я даже не мог убежать от своего кошмара.

Я захрипел остатками кислорода и...

...проснулся. Лежа на спине, я с каким-то невероятным наслаждением ощущал мягкость кровати и тяжесть одеяла. Но почему тяжесть?

Я открыл глаза и увидел перед собой изумрудный зрачки Тимохи. Кот сидел у меня на груди и, не шевелясь, смотрел на меня.

-              Тимоха, - попытался сказать я, но понял, что действительно не могу ничего сказать. Легкие жгло огнем, а кот спокойно сидел. Такое ощущение, что весить он стал как двухпудовая гиря. Я дернул рукой, желая согнать Тимоху, но почувствовал, как в грудь впились острые когти.

Не двигайся, словно говорили они. И мне стало страшно. Я вдруг понял, что это - не кот, это мой Ужас, он просто принял форму кота и теперь смеется надо мной. В немигающих зрачках я увидел приговор.

«Ну что, хотел убежать? От кого, глупец? Я найду тебя, где бы ты ни был. Я умею ждать – и в тот час, когда ты меньше всего меня ждешь, я приду за тобой. Видишь, ты попробовал проснуться – и что помогло? Нет, ведь ты целиком в моей власти. Ты уже задыхаешься, не можешь сопротивляться. Скоро в и глазах потемнеет, но не от недостатка кислорода. Я тебе их вырву, потому что мне так хочется. С какого начнем?»

И бывший кот закричал на меня пронзительным, высоким криком. Как бурав он впивался мне в уши, а я даже не мог поднять руки, чтобы защититься от этого крика. Он кричал и кричал, и в тот момент, когда я почувствовал, как мои уши не выдерживают этого крика, я проснулся.

Я лежал, покрытый холодным липким потом, а в изголовье надрывался будильник. Семь ноль пять сорок пять – почти шесть минут. Наработанным движением я выключил звонок и  только после этого понял, что окончательно проснулся.

Тимоха, подняв круглую голову со стула,  одобрительно оценил мои действия в отношении будильника. А я просто лежал, наслаждаясь тем неописуемы ощущением покоя и безопасности, которое всегда приходит после страшных снов. Как же хорошо понять, что все те ужасы, которые еще мгновение назад были готовы растерзать твое сознание, на самом деле всего лишь его плод.

Повалявшись еще пять минут, я встал и пошел в душ. Струи прохладной воды вместе с липким потом смывали последние следы сна. Подумать только! Вложенный сон – такое каждый день не увидишь. Когда Леха увлекался Кастаньедой, «гуру» долго пытался научить его видеть такие сны, но у Лехи ничего не получалось. Надо будет его обрадовать в субботу.

В приподнятом настроении я вышел из душа и взглянул на кухню. Взглянул – и замер.

На столе, рядом с ближним краем, стояла моя кружка, из-за края которой виднелась ручка чайной  ложки...

        23 января 2001 г.